Взгляд из дюзы / DreamWidth

Выцепил на торрентах телевизионную запись спектакля театра Райкина 1960 года “На сон грядущий”. По нынешним меркам запись кошмарная, но от большинства других спектаклей театра остались разве что фрагменты в грамзаписи. Но вот чтобы практически весь спектакль райкинского театра той эпохи на видео - это почти чудо.

По записи видно, что снимали вживую на две-три камеры и потом монтировали абы как. Поразительно, что операторы за Райкиным постоянно не успевали, все время пытались взять крупный и средний план, теряя его в движении по сцене. В миниатюре “Из жизни отдыхающих”, в которой он играл десяток ролей и мгновенно переодевался для каждой роли, камеры просто не успевали его “ловить”. Я, конечно, “реставрировал” для себя всё, что можно, но отлично видно, что спектакль работался в расчете на то, что зритель видит всю сцену. Миниатюра “Обыватель” вся построена на том, что Райкин шаг за шагом проходит по сцене от одной кулисы до другой, каждый шаг - этап человеческой жизни. Крупный план здесь не нужен, противопоказан, должно быть видно именно движение по сцене - выверенное, стремительное, ритмичное, с поразительным изменением образа на каждом шагу. Камера это “съела”; и если мне в какой-то степени удалось задуманный эффект “реставрировать”, то человек без сценического опыта сделать это же, увы, скорее всего не сможет.

Не думаю, что сам А.И. был очень уж доволен этой записью. У него вообще были весьма своеобразные отношения с экраном. Миниатюры, которые он адаптировал для ТВ или для кино, от театральных версий отличаются решительно, он использовал для них принципиально другие, совершенно не “сценические” ходы - и это при том, что именно на сцене он был воистину велик. Он великолепно использовал дистанцию между сценой и залом. Его маски были подчеркнуто гротескны, но на телевизионных крупных планах временами выглядят просто уродством, образ спасают только огромные выразительные глаза актера. Для того, чтобы номер “заработал” на экране, его нужно было перекурочить. Хуже того: Райкин начинал зависеть от профессионализма оператора, режиссера, etc, в то время как А.И. терпеть не мог зависимости от кого бы то ни было. Он был феноменально самодостаточен как актер - но лишь на сцене. В своем Театре он был единственным премьером, собственно, только он и был своим Театром (и можно только поражаться самоотверженности других актеров его труппы, талантливейших людей, которые десятилетиями согласны были работать с ним “тенями” и просто подавать А.И. реплики). Запись и экран допускали монтаж, зритель понимал это и, скажем, те же самые мастерски исполненные миниатюры со скоростным переодеванием просто не воспринял бы как чудо - так, как он воспринимал их в театре. В том же спектакте “На сон грядущий” Райкин после такой миниатюры выходит на авансцену совершенно вымотанный (неудивительно - при таком-то темпе!) и в течение минуты откровенно переводит дыхание, купаясь в овациях зала - он мокрый, как из душа, и он счастлив тем, как его любят зрители. Это камера поймала - редкая операторская удача в той записи.

Можно много писать о непоколебимом актерском аристократизме А.И. (о, этот неизменный костюм с бабочкой, над которым могла скалиться и брызгать слюной абсолютно дебильная харя очередного персонажа!), о том, как умно А.И. строил отношения с официозной идеологической критикой, высмеивая её претензии ещё до того, как они могли быть озвучены (хотя это мало кого из официальных дураков останавливало - дурака вообще остановить невозможно, но зритель, к счастью, все прекрасно понимал), о его внезапной лирической интонации, которая оттеняла сатиру и придавала всему спектаклю совершенство человеческого звучания. Как бы плоха ни была запись, это в спектакле видно, и видно, насколько это верно и прекрасно.

Мы (большинство из нас) не видели его спектаклей, когда готовили постановки в нашем СТЭМе, но каким-то чудом нам удавалось тогда кое-что верно угадать по грамзаписям, по телевизионным “Людям и манекенам”, по древнему и очень милому фильму “Мы с вами где-то встречались”. Мы были очень далеки от А.И., мы это понимали и страдали от этого, и мы очень хотели к нему приблизиться.

Во второй половине 1990-х я однажды оказался за кулисами Театра Эстрады на Большой Конюшенной и с неожиданным для себя потрясением увидел на гримерке табличку с его именем. Я весь вечер чувствовал себя счастливым: я все-таки оказался совсем рядом с А.И. Пусть даже через двадцать лет после того, как он в последний раз вышел из этой двери.