Позднее прочтение большого цикла – это не опоздание, а преимущество. Я не играю в ожидание очередной книги, я не поддаюсь на ажиотаж, не пылаю иллюзией, что без перечитывания помню детали и обстоятельства предшествующих романов, и не перечитываю тома в опасении, что эти детали и обстоятельства забыл. Просто читаю произведение целиком.
Потому что пять романов цикла о Цири – это, с точки зрения структуры, одна эпопея, цельная и связная, написанная с чётко обозначенной творческой задачей и подкупающей последовательностью и верностью авторского чутья. Как бы ни широка была общая панорама, в ней трудно найти что-то совершенно лишнее. Всё работает. Всё живёт. Как бы бесконечно много деталей и аллюзий ни привлекал автор, они не избыточны. Если они не работают на сюжет, они делают мир цикла более сложным, а значит – более живым; и эта сложность, что важно, нигде не выходит из-под контроля.
В то же время, эта полная органичность текста позволяет довольно чётко выделить сильные и слабые стороны Сапковского. Пан Анджей – абсолютный мастер эпизода. Лучшие страницы его романов – как раз те, где характер или ситуация раскрываются через эпизод, причём обычно не через действие, а через диалог. Лучше всего это можно проиллюстрировать сценой, когда королева Мэва посвящает Геральта в рыцари – в ней, кажется, сведены в один узел все противоречия образа ведьмака. Посвящение, с одной стороны, настоящее, с другой – субститьютное (королева сама не может произнести формулу из-за того, что у неё в бою выбили зубы). Посвящение, с одной стороны, безусловно заслуженное, с другой – отряд Мэвы попал в беду и нуждался в помощи из-за действий самого ведьмака. Посвящение, с одной стороны, даёт ему титул, с другой стороны, это в точности тот самый титул, который он придумал себе сам много лет назад… Насыщенность такого рода символикой делает многие эпизоды романа просто неисчерпаемым источником роскошных многоплановых парадоксов.
Тот же самый парадокс, растянутый на весь цикл, перестаёт быть острым и впечатляющим. Парадокс отношения героев и читателя к миру, который раз за разом проявляет себя как отстойник человеческой мерзости, неблагодарности, глупости, подлости и безразличия, но при этом безусловно заслуживает спасения и любви хотя бы из-за редких людей, которые не вписываются в эту трясину – конечно, это отражение отношения автора и читателя к нашей собственной реальности, ибо она именно такова во всех смыслах: безнадёжно порабощена мразью, но продолжает жить проблесками самоотверженности, совести и человеческого идеализма. Всё это сделано, как обычно у Сапковского, мощно и последовательно, но скорее иллюстративно, чем глубоко. На пространстве отдельного романа он позволяет себе расслабиться (вероятно, это даже неизбежно), снизить накал, раскачать сюжетную структуру, подразрыхлить общую композицию.
Впрочем, это совершенно не касается «Владычицы озера», последнего романа цикла, где авторская самодисциплина доведена до изумительного совершенства. Да, Сапковский и здесь позволяет себе необязательные фиоритуры, и даже довольно часто, но как из гениальных частных эпизодов складывается изумительное по человеческому плану описание битвы при Бренне, так и из сюжетных блоков, замешанных на предыдущих книгах цикла, складывается и весь роман – складывается, затвердевает и, завершая арку, становится ключевым камнем в структуре всего цикла о Цири.
Особого уважения заслуживает финал – внятное и трезвое заявление, что как будущее создается нами, но не для нас, так и обретение Грааля достойнейшим невозможно без подвигов тех, кто не считает себя таковыми.
На чём и позвольте, вслед за автором, поставить точку.
Выжато из блога Записки дюзометриста, комментируйте хоть тут, хоть там. Welcome!